я с силой сдавливаю переносицу, закрывая от едкого дыма глаза, но больше то ли от усталости, что ноющим чувством отдается в спине и бешеной пульсацией в висках, то ли от того непривычного, дрейфующего сквозь умершие надежды состояния, которое настигало годами, и вот накрыло с головой, погрузив в до мерзости другой мир, слишком чужой и отныне не комфортный. я сижу на самом краю дивана, мягкого настолько, что утопаю в его воздушных подушках, распределяю вес на подлокотнике и слишком часто затягиваюсь, толком не успевая вдохнуть и обычного воздуха. я непростительно долго молчу, не решаясь сказать и слова. впервые за долгое время мне и правда нечего сказать. этот месяц выдался до дури тяжелым, вбирая в себя все более тяготеющие события. одно мы разделили с тобой на двоих еще тогда, когда начали работать над третьим сезоном. столько трудов, колоссальных и слишком выматывающих, разбивающих наши жизни с таким треском, что звук их расхождения слышен во всех концах недосягаемого, нашего существования, которое напалмом мы три года бережно хранили, утопая в эстетикой забитой антиутопии, что стала персональной параллельной вселенной. для меня — не иначе.
второе событие ты тоже знаешь. не стану лукавить — именно из-за него я и торчу у тебя дома, до сих пор не решаясь показаться на родном пороге. но это не 'потому что', не путай мысли. ищи я укрытие стороннее, давно упрятал бы свой хвост в квартире нью-йорка или задремал бы где-нибудь в дешевом отеле, что закурил бы, не увидев и ладони при вытянутой руке. я не горю желанием появляться на границе копенгагена, но я нашел лучшее место, где можно это нежелание исправить, приглушить. да хоть задушить, это вполне по твоим силам. ведь, как не крути и что с этим не делай, эти стены, что влекут, таят за собой уже привычный творческий беспорядок и хаос, наводимый постоянно кочующими вещами, стал моей обителью, сокрытым священным местом, где со сбитыми в кровь ногами блуждающий путник сможет найти свой покой, теплый приют и сытые ночи, хранимые уверенной тишиной и медом наполненным сном. я медленно провожу ладонью по затылку, слегка взъерошивая седые, словно зализанные коровой волосы, и смотрю на тебя, как ты пожимаешь плечами, явно надеясь на мое понимание, и покидаешь приютившее тебя место, выбирая компанию немолчаливой жены. я не привыкший вникать в чьи-либо разговоры, но смысл легко уловим, заставляющий с силой вжать докуренную до фильтра сигарету в самое дно пепельницы. мне не нравится то, как ты с ней разговариваешь. натянутый тон наперебой с превеликим желанием поскорее закончить разговор, на что я привычно реагирую — хватаюсь за 'мальборо' и пепельницу и выхожу вон, бредя по темнотой заполненным коридорам, увлекающим меня к кухне. я не хочу слушать ваш разговор, предающий негласную семейную границу, на территории которой не должно быть посторонних. и я покидаю твой кабинет только для того, чтобы ты спокойно мог уделить немного времени своей жене, которая и без того загружена проблемами работы и воспитанием маленького сына, при этом не имея возможности увидеть тебя хотя бы раз в несколько недель. она заслуживает этого, хью. уверен, у тебя есть причины для того, чтобы после длительных съемок оказаться здесь, в объятиях защиты английской королевы, а не со своей семьей в привычном для клэр нью-йорке. и, с твоего позволения, я хочу о них знать.
я ставлю пепельницу на кухонный стол, открываю окно и достаю айфон из кармана. прежде всегда стремящийся углядеть послание тут же, лишь почувствовав вибрацию ногой, я настолько ушел в себя, что теперь заставил дочь томиться в ожидании ответа. привычное сообщение с вопросом 'как дела' и очередные новости о том, какие семью ждут перемены. все относительно посредственно, без мельчайших изменений. и даже без седовласого миккельсена в доме все спокойно, все уютно. я усмехаюсь, дочитывая целое свиточное послание, и щелкаю по клавишам, попадая, к слову, через раз — хмельной праздник напополам с bestie дает о себе знать. и я говорю ей о том, что прозябаю в гостях у хью дэнси, потихоньку ищу новое пристанище, немного свыкаюсь с мыслью, что с образом ганнибала придется повременить, и жду новых проектов, жаждущих моего явления. я не вру ей, не смей думать. просто порой приходится немного умалчивать ради семейных ценностей. я никогда не скажу ни виоле, ни карлу, что потихоньку схожу с ума. я теряю себя. что земля уходит из-под ног, когда приходится бродить по миру, зная о том, что нет более укромного места в пригороде копенгагена, где встретят с домашней любовью и сакральной теплотой. отныне — я лишь гость в той церкви, откроет двери только потому, что забрел дорогами привычными, слишком заученными. я скурил блок крепкого мальборо за два дня, а выпитых, стеклянными боками упирающихся в коридорный пол зеленоватых бутылок столько, что придется пакетами уносить в два захода. я знаю, я не должен мешать, но ханне никогда не узнает, как сильно я хочу звонить ей одинокими ночами, в обнимку с одной лишь подушкой, что пахнет порошком и свежестью и нисколько — ее приятным травяным шампунем и словно горьким шоколадом облитыми волосами. но вместо тех звонков, ночных кошмаров, брезгливо отгоняющих спокойные сны, я звоню лишь по делу, нет ли нужды или, быть может, нужна в чем-то помощь. на все улыбчивое нет, оценивающее мою заботу, и вот мы вновь разбегаемся подальше от той линии, что рассекает нас, умерщвляет нас. в садистских пытках душит меня.
я испепелил еще одну без фильтра, когда понял, что не дождусь ответа, и был готов вернуться к тебе. ты, кажется, тоже закончил — голос эхом скакал по пустующим стенам, словно тенистые мячики отбиваясь от все новых и новых преград. но теперь ты затих, и я вновь вооружаюсь сигаретами и пепельницей, прежде скинув истлевшие бумагу и табак в урну. второй раз за вечер, наверное, стоит завязывать. я возвращаюсь на свое прежнее место — на краю дивана — а ты заканчиваешь расспрос о сайрусе [и почему я не назвал так своего сына]. ты неуместно извиняешься, на что я лишь отмахиваюсь рукой, и тянусь к своей бутылке, что водрузилась гордой прозрачной грудью на журнальном столике. пиво уже знатно выдохлось, но я все равно делаю несколько мелких глотков и возвращаю на треть пустую стекляшку обратно.
— при первой же следующей возможности скажи ей, что я очень скучаю, — приятного кроя девушка с не менее приятной внешностью, что смогла откопать [впрочем, не столь сложная миссия] правильный ко мне путь, интересный путь с морем внушающих диалогов о нравственности, политике и кино. я помню наши совместные вечера, проведенные то в ресторанах, то на обычных прогулках после посещенного совместно театра, когда нам, мужчинам, приходилось быть прибитыми контрактом в стране кленового листа. но мы все равно неплохо проводили время, зависая хоть и в шумных барах, но с тем комфортной для нас компанией, которая не могла разойтись до глубокой пьяной ночи. — как там сайрус? и вопрос отдается эхом в моей голове, словно желая остаться со мной непростительно долго. я понимаю, что давно не видел их, давно не тискал этого маленького круглолицего человечка, унаследовавшего папкины природные кудри, давно не расспрашивал о их делах, о работе. и я понятия не имею, что происходит в их жизни на данный момент, когда рушатся мои отвесные скалы, сбрасывая нажитое, слишком тяжелое в глубокие подземные воды. возможно, мне есть прощение, заплутавший в бесконечных звездных дорогах, я совсем утратил уверенность в ориентире и в том, что ожидает притихшим зверем грядущий день.
и я готов сидеть у твоих ног, ожидая прощание с бурей. просто потому, что мне наконец-то нужна твоя помощь.
— задай мне этот вопрос хоть через пару лет, я не дам тебе толкового ответа, — я прячу свое волнение, хватаясь за пиво и стремясь занять себя каким-нибудь делом. на данный момент я опустошаю очередной стеклянный сосуд, который отныне покоится рядом с диваном на полу, не заставляя обращать на него внимание. но мне придется что-то ответить, не так ли? — просто в какой-то момент я начал осознавать, что дальше будет только хуже. у нас не было ссор или недопонимания, нет. мы никогда не страдали семейными проблемами, мы всегда находили компромисс, чтобы это не было. но.. возникло внезапное 'но', которое дало осознание того, что ничего не будет прежним. мы не будем прежними.
я чешу щетинистый подбородок, скребя коротко и аккуратно остриженными ногтями по грубым еле отросшим волосам, и встаю с дивана, более не желая сидеть на одном месте. уж лучше погляжу на твои пластинки и, быть может, новые книги, в которых я могу найти неподдельный интерес. и ночами я займу свою голову красочно описанными сюжетами, нежели продолжать кромсать свой мозг и без того обветшалый, затасканный, безумием убитый.
— а почему ты здесь? клэр, кажется, не разделяет твоего желания, чтобы ты ютился по дождливому лондону.